Задачи на «Элементах» (№35)

Решение

В условии говорилось, что никаких специальных знаний для решения задачи не требуется. В частности, это значит, что текст не содержит никаких неизвестных современному человеку древнерусских слов. Попробуем понять, из каких слов состоит надпись. Мы знаем, что в древности не существовало словоделения, так что можем экспериментировать с вычленением слов произвольной длины в произвольных местах надписи. Необходимо только помнить, что, по условию задачи, слово не должно заканчиваться на согласный, то есть, например, выделить в данной последовательности букв слово ус было бы неправильно.

Что же вычленяется в нашем ряду букв? Очень немногое. В первую очередь, не (отрицательная частица, а также приставка); по (предлог, а также приставка); сечь (существительное или глагол). Можно еще выделить слово усе в значении ‘всё’, потому что «в» во многих русских диалектах произносится перед согласным как неслоговой гласный [у]. Предполагать слово су в значении французской денежной единицы вряд ли стоит. Легко видеть, что все перечисленные слова не складываются ни в какой разумный текст. Относительно осмысленна только последовательность не по усе ‘не по всё’. Здесь не может быть понята как отрицательная частица, а предлог по с винительным падежом «усе» имеет соответствия типа почто (из по что) и (пойти) по воду. Однако это только часть текста — вторая же его часть остается без объяснения.

Отсюда следует, что решение должно быть принципиально иным. Мы знаем, что перед нами законченный осмысленный текст. Как еще могут выглядеть слова, его составляющие?

Можно предположить, что перед нами какой-то шифр. Самой простой разновидностью шифра является, видимо, чтение слов «задом наперед» — но легко убедиться, что подобные попытки не дают удовлетворительного результата.

На Руси было распространено еще несколько разновидностей тайнописи: 1) написание вместо букв целых слов, начинающихся с этих букв (но в нашем случае проблема состоит как раз в том, что достаточного количества слов в надписи не набирается); 2) так называемая простая литорея, основанная на замене согласных в словах на другие согласные по определенной схеме; 3) так называемая мудрая литорея, основанная на замене всех букв — и гласных, и согласных — на другие по определенной схеме (но знание литореи является специальным, а по условию задачи этого не нужно).

Остается рассмотреть еще одну гипотезу: слова в тексте каким-то образом сокращены. Именно сокращение слов приводит к эффекту, похожему на наш: «нормальный» письменный текст внешне не выглядит как таковой.

Как именно здесь могли бы быть сокращены слова? В современной практике отсечение сокращаемого слова обычно приходится на место после какого-либо согласного этого слова (например, рус. яз.), и после этого согласного ставится точка. Значительно реже сокращение проходит по гласному (ноя), и точка в этом случае отсутствует.

Какой тип сокращений естественно предположить для древнерусского? Известно, что самым распространенным способом было изъятие нескольких букв из слова и постановка в этом месте (сверху над словом) титла (горизонтальной прямой или изогнутой черты) — но, во-первых, мы не видим в надписи ни одного титла, а во-вторых, знание о подтительных написаниях опять-таки является специальным. Если же предположить, что на Руси были и сокращения типа современных, то надо ожидать сокращение скорее второго типа (по гласной букве)  — вспомним, что древнерусское слово не должно было оканчиваться на согласный, а значит, у носителей языка была визуальная привычка проводить слоговую границу по гласному (древнерусские писцы даже строки не любили оканчивать на согласную букву и иногда несколько изменяли орфографию слова, чтобы написать в этой позиции гласную).

Итак, весьма вероятно, что сокращенные слова выглядели, например, так: не, по, у, се, чь, пѧ, су; или: непо, усе, чьпѧ, су; или другим подобным образом. Теперь нужно понять, какому из вариантов отдать предпочтение.

Обратим внимание, что в первом случае мы имеем последовательность из семи членов. Если теперь предположить, что наша надпись не представляла собой синтаксически связного текста, а могла быть просто последовательностью слов, то естественно подумать прежде всего о днях недели. Особенно явно на это указывает конец надписи: пѧ, су — «пятница», «суббота» (др.-рус. пѧтьница, позднее пѧтница; субота). Тогда по очень похоже на «понедельник» (др.-рус. понедѣльникъ), а последовательность се, чь явно может быть интерпретирована как «среда» и «четверг». Среда называлась по-древнерусски середа, причем пара среда-середа устроена так же, как, например, пара брег-берег (так называемое неполно- и полногласие). Чь, как говорилось в условии, может соответствовать [че] — началу слова «четверг» (др.-рус. четвьргъ или четвьртъкъ, позднее четвергъ). Понятно, что у должно быть соотнесено со словом «вторник» (др.-рус. въторьникъ, позднее вторникъ). Вспомним, что во многих русских диалектах «в» перед согласным произносится как [у].

Остается начало надписи — не. Здесь уместно снова вспомнить о слове понедѣльникъ. Этот день недели был назван так потому, что следовал по недѣле, то есть после недели. (Сочетание предлога по с местным — современным предложным — падежом в значении следования сохранилось в современных конструкциях типа по прибытии.) Следовательно, неделей называлось воскресенье — день отдыха, когда ничего не делали. (Это название сохранилось и во многих современных славянских языках — украинском, белорусском, польском, сербском.)

Итак, надпись представляет собой последовательность сокращенных названий дней недели — с воскресенья до субботы.